Государство и большие корпорации
Государство не контролирует блатной капитализм, оно его создает.
Инцестуальная любовь
В октябре 2013 г., президент (Обама) и Конгресс не смогли договориться к сроку о расходной части бюджета страны. Правительство США осталось без финансирования, и пресса много гадала о том, как же чиновники будут работать без жалованья, да и будут ли работать? В числе прочего было такое сообщение агентства Reuters:
Управление по контролю качества пищевых продуктов и лекарственных средств (FDA): около 55 процентов сотрудников FDA продолжат работу. Из них 74 процента будут финансироваться из взносов, получаемых FDA от компаний – представителей отраслей, которые она регулирует.
До чего же любят эти компании своих регуляторов… Видать, неплохо живется им при регулировании. Прямо счастливы они под опекой государства, жить без нее не могут. А мы-то все жалеем частников, на чью свободу выбора покушается государство!..
Блатной капитализм
Он знал, что настоящее содержание всякой минуты – игра и драма злых исторических сил. Произвол, хищный интерес, шкурный страх и глупость.
Самуил Лурье (о Салтыкове-Щедрине)
По-английски: crony capitalism. От слова crony (дружок, кореш и т. п.) произошло слово cronyism, которое по-русски передается примерно, как кумовство или блат. Это – когда кто-то может получать пользу лично себе от политики государства. Такая система побуждает фирмы искать благорасположения политиков и чиновников, чтобы получать выгоды за счет хороших связей, а не от производительной деятельности.
Очевидно, что чем больше и глубже вовлеченность государства в микроэкономические отношения (путем регулирования, обложения, субсидирования, протекционизма, квотирования, лицензирования и пр.), тем больше прибыльность бизнеса будет зависеть от государственной поддержки, и тем больше возможностей открывается для кумовства и блата. Чем крупнее частная корпорация, тем больше у нее ресурсов для «пожертвований» госструктурам. Так возникает противоестественная любовь Большого Бизнеса и Большого Государства.
Блатной капитализм есть экономическая система, в которой прибыль и выгоды бизнеса зависят от политических связей. И чем больше государство, тем больше открывается возможностей для развития блатного капитализма. Вплоть до наделения корпораций скрытой или фактической монополией на рынке.
…Знаете, что такое «вращающаяся дверь»? На языке политиков и публицистов, это означает вот что: некий бизнесмен идет в политику и становится политиком, а некий политик, ушедший из власти (по любым причинам), становится высоким должностным лицом в некой корпорации. Понятно, что такие превращения возможны только при личностных связях – одного в кругу политиков, другого – в кругах частных компаний. А лучше всего – и там, и тут.
…Яркий пример одного из множества таких превращений – знаменитый негодяй Пол Райан. Был ярким конгрессменом-республиканцем, говорил много хороших слов, критиковал Обаму. Его прочили в спикеры Палаты, и выбрали в конце 2015 г., с уходом в отставку спикера Бенера, многолетнего лидера республиканцев. Вместе с избранием Трампа в 2016-м, в Палате появилось республиканское большинство. После этого Райан стал непонятным. Он поддерживал некоторые меры Трампа (как сокращение налогов), но при этом два года, имея большинство, разными средствами нередко тормозил его политику в других областях. А потом ушел из политики в ноябре 2018 г, чтобы тут же стать членом Бюро директоров корпорации Фокс (не подразделения Фокс-ньюс, а всей корпорации). И вместе с ним ушли в отставку еще 40 депутатов-республиканцев. Неожиданно, перед самыми промежуточными выборами. Партия не была готова к такому обороту, на этих выборах потеряла большинство, и спикером стала Пелоси. А с приходом Райана в Фокс, политический курс корпорации накренился влево… Такие вот совпадения…
…Термин crony capitalism часто встречается в публицистике, но в академической литературе – гораздо реже, отмечает Рэндолл Холком. Однако, стоит понять его значение, как вы обнаруживаете, что существует огромная масса научной литературы на эту тему. Десятилетиями ученые исследовали блатной капитализм, не употребляя этого термина. В каждом случае в фокусе были те или иные компоненты системы, без отчетливой формулировки именно того факта, что все это – части некоего единого явления.
Некоторые говорят, что термин неудачен. Когда простой человек слышит выражение «блатной капитализм», он отождествляет его с капитализмом вообще, и это делает его более восприимчивыми к антикапиталистической пропаганде левых демагогов. Это вообще уже не капитализм, указывают они, а некая новая форма организации общества. И предлагают взамен просто слово cronyism (система блата, или кумовство) или, пуще того, crony government (государство кумовства, или блатное государство). Видимо, в этом есть резон, хотя термин crony capitalism уже вошел в широкий обиход.
Итак, что мы имеем в результате обобщения отдельных компонентов системы блатного государства?
Было: государство есть выразитель общих интересов, оно стремится улучшить функционирование экономики, оно желает общего блага и обладает достаточной полнотой информации обо всех проблемах и способах их решения. Государственная власть может все, если захочет. И т.д. Звучит наивно? Но именно такие представления лежат в основе моделей и программ экономистов – государственников. Не говоря уже о пропаганде в СМИ.
Сегодня мы знаем, что реальное государство может не хотеть или не мочь проводить рекомендуемые экономистами меры политики. Решения государства принимаются конкретными людьми, поэтому нереалистично описывать государство как некую единичную сущность, принимающую решения. С другой стороны, решения в государстве принимаются не индивидуально, а в результате коллективных процедур. Например, логроллинга (сговор отдельных депутатов: ты поддержишь мой законопроект, а я – твой).
Государство не всеведуще. Чаще всего оно не обладает информацией, необходимой для проведения самой хорошей политики. К примеру, оптимальное производство общественных благ требует знания спроса на такие блага, но это невозможно, потому что рынка этих благ не существует. Оптимизация корректировки экстерналий предполагает знание величин соответствующих издержек – теоретически они существуют, но на практике не наблюдаемы. Корень всех подобных проблем состоит в том имманентном свойстве рынка, которое Хайек назвал рассеянным знанием, принципиально недоступным внешнему наблюдателю. Достижения Хайека настолько неудобны для экономистов и политиков, что их просто не знают и знать не хотят.
Государство не альтруист. Принимая решения, лица в государстве озабочены собственными интересами. Избираемые политики принимают решения, помышляя не столько об интересах общества, сколько о своих выгодах.
Бюрократы не извлекают прямой выгоды от принятия хороших решений, но за плохие могут быть наказаны. Поэтому они не рискуют и не проявляют инициативы. Как показал Уильям Нисканен, их собственный интерес может сводиться к увеличению бюджета своих контор, и обычно они могут этого добиться, хотя для общества это является тратой ресурсов без экономической отдачи.
Государство не всемогуще. Даже диктатору нужны структуры, поддерживающие его власть. Тем более, в демократическом государстве политики должны оказывать предпочтение тем, кто их поддерживает.
Когда политикам или бюрократам дается власть вводить меры регулирования или распределять деньги, им дается власть награждать одних за счет других. А так как всегда имеются желающие получить кое-что, не доступное обычным законным путем, или уберечься от конкурентов, политики обращают взоры туда, где можно продать такие привилегии в обмен на услуги или денежную поддержку, называемую законными пожертвованиями. Появляется кумовство. Блатной капитализм всегда означает сговор государства и бизнеса, и сговор этот обязательно направлен против посторонних экономических агентов – нередко против всего населения (в виде скрытых налогов, завышенных цен на рынке, и пр.)
Ренту заказывали?
«Рентой» здесь называется дополнительная прибыль, которую нельзя получить на нормальном конкурентном рынке. К такого рода прибыли нет открытого доступа. Напротив, получение ее требует специальных и подчас немалых усилий. Погоня частных бизнесов за рентой тесно связана с коррупцией в государственных структурах.
Далее, если только часть ресурсов фирмы направляется на добывание ренты, эти ресурсы изымаются из производительного употребления. Понятно, что и с точки зрения всей экономики упомянутая часть ресурсов есть непроизводительная трата средств, которые могли быть использованы производительно. Короче, прибыль, получаемая кем-то в виде ренты, это не прибавка к чистому доходу страны, а вычет из него. По Таллоку, погоня за рентой – это использование ресурсов с целью получения «ренты» в результате деятельности (легальной или нелегальной), имеющей отрицательную социальную ценность.
Холком ссылается на статью Энн Крюгер, описывающую это явление в Индии 70-х. Множество умнейших и блестящих индийцев, пишет она, были заняты не производством чего-либо или добавлением ценности к экономике страны, но попытками протащить свои фирмы через болото государственного регулирования, чтобы получить выгоду от ограничений для других фирм. Скажем, был ограничен импорт неких продуктов, и спрос на рынке превышал предложение. Сие означало цены, повышенные против цен свободного рынка, а разница составляла ренту для привилегированных продавцов. Для торговли этими продуктами следовало получить лицензию, и такие лицензии добывались только через личные связи с чиновниками.
Добавим, что само создание государством дефицита импортных продуктов на рынке, с обязательным лицензированием продавцов, подозрительно смахивает на искусственное создание условий для погони за рентой. Иногда мотивом подобных ограничений может быть защита отечественных производителей от заграничных конкурентов. Так было, например, с регулированием импорта сахара в США – история, описанная в другой статье Крюгер (1990). Когда-то эти меры были задуманы, чтобы защитить американцев – владельцев сахарных плантаций на Кубе. Но вот появился там Фидель Кастро, защищать стало некого, но программа осталась. И стала поддерживать завышение отпускных цен на сахар для отечественных фермеров. Ограничения на импорт пробивала одна группа, а возможность зашибить деньгу возникла у другой. Один из случаев, когда государственное регулирование напрямую создает новые стимулы для погони за рентой.
Дарон Асемоглу показал, что в институциональных структурах, где преобладает погоня за рентой, больше ресурсов течет в такие профессии, как адвокаты, – за счет таких профессий, как инженеры. В погоне за рентой всегда нужны услуги адвокатов, но редко – труд инженеров. Другие исследовали влияние на экономический рост страны такого фактора как пропорция между числом студентов колледжей по профессиям. В обществе, где на студенческих скамьях преобладают будущие инженеры, темпы роста экономики выше, чем там, где больше будущих юристов.
Купим регулирование по сходной цене!
Это еще одна компонента блатного капитализма. В 1971 г. вышла статья проф. Джорджа Стиглера «Теория экономического регулирования». Вскоре появился также еще ряд статей других авторов. У Стиглера проблема была поставлена в самом общем виде, и потому его статья стала основополагающей.
Статья начинается так: «Государство – его машина и его мощь – есть источник потенциальной угрозы для любой отрасли общества. Своей властью запрещать или заставлять, брать или давать деньги, государство может помогать или вредить огромному количеству отраслей, или видов занятий, – и оно делает это».
Теория Государственного Регулирования – это не о том, как следует государству осуществлять регулирование экономической деятельности.
Главная задача теории экономического регулирования, говорит Стиглер, – объяснить: кому достанется выгода или бремя регулирования, какую форму примет регулирование, а также воздействие регулирования на распределение ресурсов.
«Отрасль может либо активно домогаться регулирования, либо оно может быть ей навязано, – пишет Стиглер. – Центральный тезис этой статьи состоит в том, что, как правило, отрасль добивается регулирования, притом оно устроено и действует главным образом к ее выгоде». (курсив мой – ЕМ).
Есть виды регулирования, чье воздействие на регулируемую отрасль безусловно обременительно, – простой пример: высокое обложение розничных цен на продукты отрасли (виски, табачные изделия, игральные карты…). Но такие тягостные виды – исключение. Общий же случай – схваченное (captured) регулирование (в том смысле, как говорят по-русски: «у нас все схвачено»).
По Таллоку, регулирование индустрии может создавать, его словами, ловушку временных выгод (transitional gains trap). Добытые регулирующие меры капитализируются в ценность активов, так что «временная выгода» со временем становится частью регулярного дохода. Так, завышенные цены на сахар повышают ценность земель, где выращивают сырье (свеклу или тростник). Лишите фермеров субсидий, и цена их земли упадет. Их прибыльность зависит от мер регулирования. Таким образом владельцы земли по необходимости становятся блатными капиталистами. Сообщает Холком: в 2010 г. сахарная индустрия дала около 5 млн. долл. в качестве политических пожертвований и еще 7 млн затратила на лоббирование поддержки «сахарных программ».
Организованные интересы
Мэнсер Олсон объяснил, что каждая группа организованных интересов получает от своих политических связей больше выгоды, чем могла бы получить от нормальной экономической активности. То есть, экономика в целом получает меньше отдачи (при тех же ресурсах и тех же налогах). Когда соответственные связи закрепляются, и подобных групп становится достаточно много, сила политических связей может перевешивать силу экономической производительности, и тогда экономика страны начинает клониться к застою или упадку.
В ту пору, когда государство было слабо, подобные группы интересов тоже были слабы и немногочисленны. В такой ситуации у предпринимателей есть сильные стимулы для развития своей экономической деятельности, приводящей к экономическому росту. Так было в Америке вплоть до начала XX столетия. Хотя случаи кронизма уже имели место, сращивание интересов государства с бизнесами еще не стало массовым явлением.
Вплоть до начала Гражданской войны (1860) федеральное государство было таким маленьким и слабым, что иные могли не знать имени президента страны. В основном все проблемы решались на уровне штатов или общин. Кто-то, возможно, хотел бы подкупать чиновников, но фактически подкупать было некого.
Все это время экономика страны росла высокими темпами. Этому не помешали даже перерыв на войну Севера с Югом и несколько спадов. Даже такие сильные кризисы, как в 1873–79 гг. и еще более суровый в 1893–98 гг., не нарушили общей долгосрочной тенденции. Оправившись от кризисов, экономика быстро наверстывала упущенное и начинала по-прежнему успешно расти.
О том, как возникло и росло Большое Государство, рассказано в другом месте. Ускорение этого процесса связано с Первой мировой войной и ее последствиями.
Федеральное государство росло, как на дрожжах, в численности аппарата и в активности обеих частей разделенной власти – правительства (президента) и Конгресса. Государство крепчало, узурпируя все больше и больше власти, не прописанной ему в Конституции. И быстрыми темпами росло число организованных групп с политическими связями и соответствующими подачками, и поблажками за счет остального населения.
Если отвлечься от специфики США, общая закономерность основана на сравнительной экономической выгоде. Когда и где институциональная система общества организована так, что отдача от экономически эффективной деятельности превышает отдачу от политических связей, общество процветает. Если наоборот, самые предприимчивые устремляют свою энергию на то, чтобы попасть в привилегированную элиту и обогащаться за счет производительности других людей.
Как правило, в обществах первого типа права частной собственности хорошо защищены, а в обществах второго типа охрана прав собственности или малоэффективна или отсутствует вообще. В таких системах процветают кумовство и коррупция.
Государственный патронаж
Итак, чем больше размер государства, с его ведомствами и бюрократией, тем больше у него регулирующей власти и денег, которыми оно распоряжается, и значит, тем больше открыто возможностей для блатных отношений с заинтересованными сторонами. Государство, которое обладает значительной долей национального дохода, имеет больше денег на субсидии, трансферты и другого рода поблажки для своих корешей в мире бизнеса.
Не остаются в стороне даже законные расходы государства на общественные блага. Скажем, при распределении оборонных расходов чиновники выбирают: кому предложить контракты, где расположить военные базы. Как они выбирают – понятно. Такая же история со строительством дорог, например, и в смысле контрактов, и в смысле решения о маршрутах дорог. (Однажды в Томске мне так объяснили, почему транссибирская магистраль обошла этот город: местные купцы поскупились дать взятку кому надо). Практически любое направление расходов государства содержит потенциал для блата.
Аналогично обстоит и с властью регулировать. Чем она сильнее и шире, тем сильнее стимулы добыть нужное регулирование через политические связи. Не обладай государство такой властью, не было бы со стороны бизнеса усилий приласкать и приручить государственные агентства. Даже если какой-то регулирующий акт принимается вроде для общей пользы (такое тоже случается), искатели ренты ищут возможность как-то поживиться за чужой счет – и часто находят такую возможность. Последнее может удивлять только тех, кто забывает, что «государство» состоит из таких же людей, как мы с вами, и у каждого из них на первом месте свой частный интерес.
«Не думайте, что каждое утро он просыпается с мыслью: что бы такое сделать сегодня для эффективности экономики страны?», – говорит Рональд Маккин.
Государственное вмешательство в деятельность рынка не просто направляет интерес бизнесов к поиску политических связей ради своих выгод. Бывает, что оно не оставляет им другого выбора просто для защиты своих кровных интересов. Как показал Фред Макчесни, подчас угроза государства налогом или обременительным регулированием буквально принуждает к поискам блата и лоббированию даже тех, кто желал бы оставаться в стороне. Нередко такие угрозы являются результатом лоббирования тех, кто уже приобрел блат в политических структурах и намеревается потеснить на рынке своих конкурентов. Фактически Большое Государство толкает всех и каждого, не взирая на мотивацию, к участию в политическом процессе и заставляет их предлагать какую-нибудь поддержку политикам – подчас в обмен за ничто иное, кроме как оставить их в покое. В экономической системе блатного капитализма у бизнесов нет иного выбора, кроме как участвовать во всем этом.
Обычный довод в пользу Большого Государства звучи так: оно необходимо, чтобы корректировать работу рыночной стихии в интересах общества, предотвращать злоупотребления свободой со стороны крупных корпораций, защищать «малых и сирых». На деле все обстоит с точностью до наоборот: власть государства позволяет одним группам возлагать бремя на другие, что заставляет всех вовлекаться в эту игру и искать ходы для блата к своей пользе.
Государство не контролирует блатной капитализм, оно его создает.
Евгений Майбурд -
Экономист, эссеист, писатель книг.
Главный спецалист России и Америки по
А. Смиту и К. Марксу.
Source here >>
Читайте и наслаждайтесь музыкой
ПОДПИШИТЕСЬ НА НАШИ НОВОСТИ И РАССЫЛКИ
Opmerkingen